Артемида - Страница 83

Я перебралась к противоположному краю ванны, но дальше хода не было: система температурного контроля просматривалась из диспетчерской. Я набрала номер Боба:

— Слушаю, — отозвался Боб.

— Я на месте. Выпускай поезд.

— Понял, — Боб повесил трубку.

Минут десять я сидела в нетерпеливом ожидании позади ванны, пока наконец не услышала приглушенный лязг шлюзовой двери, отдавшийся в стенах цеха. Поезд прибыл. Уезжающей смене понадобится минут десять, чтобы ввести в курс дела новоприбывших, так что у меня было немного времени до отхода поезда.

На мне по–прежнему был респиратор с кислородным баллоном за плечами, а сейчас я надела еще и защитные очки и тщательно заклеила промежутки между очками и респиратором изолентой — для последующей работы мне нужна была воздухонепроницаемая «маска».

Должно быть, со стороны я выглядела как нечто из фильма ужасов: покрытое грязью страшилище с замотанной изолентой головой. Что поделаешь, то, что я собиралась сделать, на самом деле было довольно страшно.

Я вытащила из сумки газовый баллон, взялась было за вентиль, но прежде на всякий случай еще раз проверила заклеенную изолентой маску. Все было в порядке. Я повернула вентиль баллона на четверть оборота.

В баллоне был чистый хлорин.

Хлорин очень опасный газ, в высокой концентрации он способен разъедать слизистую оболочку легких. Он использовался в качестве оружия в Первую мировую войну и доказал свою эффективность. Где я взяла баллон смертоносного газа? Спасибо моему приятелю Свободе, который стащил его из лаборатории Европейского Космического агентства.

Кембриджский процесс получения алюминия включает использование большого количества расплавленного хлорида кальция. Теоретически цех был в безопасности, поскольку хлорид кальция находился внутри полностью закрытой раскаленной ванны электролизера. Но на случай неполадок с плавильней весь цех был оборудован исключительно чувствительными газовыми детекторами, которые должны были подать сигнал тревоги задолго до того, как концентрация газа стала бы опасной для людей.

Я оставила вентиль открытым всего на несколько секунд и снова закрутила его. Почти мгновенно завыл сигнал газовой тревоги. И тут такое началось!

В разных местах загорелись штук двадцать желтых ламп и завыла невероятно громкая сирена. Я почувствовала легкий ветер — включилась аварийная вентиляционная система, заменяющая весь воздух в помещении на свежий из запасного хранилища.

Работники в диспетчерской забегали, торопясь укрыться в безопасном помещении. В обычной ситуации они бы направились в воздушное убежище в задней части цеха. Но сейчас у них появилась возможность укрыться в вагоне поезда и вернуться в город, что было намного удобнее, чем сидеть в убежище, ожидая спасательную команду. Недолго думая, они все забрались в вагон и задраили люк.

В вагоне должно было быть тесно, потому что там одновременно оказались обе смены — всего 48 человек.

Я осторожно заглянула в диспетчерскую и победно вскинула руку, увидев, что там никого нет. Они сделали именно то, что я хотела.

Прежде чем уничтожить плавильню, мне нужно было, чтобы все покинули помещение. Если бы завыл сигнал разгерметизации, когда я резала отверстие во внутренней оболочке, люди бы поспешили в укрытие. Но к дыре в стене немедленно прибыла бы аварийная ремонтная бригада, которая слегка удивилась бы, увидав луноход, импровизированный атмосферный шлюз, смущенно краснеющего Дейла и т. д. Так что утечка токсичного газа была намного лучше, поскольку представляла собой чисто внутреннюю проблему.

Я снова чуть–чуть приоткрыла вентиль на баллоне с хлорином, чтобы аварийная вентиляция не могла быстро очистить воздух в помещении. Пока сигнал тревоги продолжал звучать, рабочие вынуждены были оставаться в вагоне.

Мне больше не нужно было прятаться. Я прошла к передней стенке электролизера и забралась в поддон под ванной.

В качестве последнего рубежа защиты против расплавления дно ванны было оборудовано медной затычкой. Температура плавления меди выше, чем температура, при которой работает электролизер, но ниже температуры плавления стали. Так что при чрезмерном нагреве раствора (а еще точнее, при температуре 1085 °C) медь начала бы плавиться и перегретый раствор солей вылился бы в цементный поддон под ванной. Чистить все это, конечно, та еще головная боль, но зато сама плавильная ванна не пострадала бы.

А нам нужно было, чтобы пострадала.

Я втащила сварочное оборудование и сумку в поддон и вздохнула, подумав, что мне опять придется вести сварку у себя над головой, только на этот раз предстояло сваривать сталь, используя в качестве материала стальные стержни. Но сейчас я хотя бы не была в РБП-скафандре, так что расплавленная сталь могла только покалечить меня, но не убить. Во всем есть свои плюсы.

Я принялась за работу, приваривая стальную плиту к днищу ванны и стараясь держаться сбоку от свариваемого шва. Несколько раз пылающие капли расплавленного металла падали вниз, но я продолжала работать, и через 15 минут медная пробка была надежно закрыта слоем стали.

У меня не было полной уверенности, из какой стали была сделана ванна электролизера, но большинство стандартных сортов стали плавятся при температуре около 1450 °C. Для перестраховки я использовала сорт стали под номером 416, плавящийся при 1530 °C, для плиты и стержней. Ванна должна была расплавиться раньше, чем моя «заплатка».

Заплатка была сделана из тонкой стали, так что, по идее, должна была бы расплавиться первой, но законы физики работают по–другому. Прежде чем температура достигла бы необходимых для этого 1530 °C, все материалы, температура плавления которых была ниже, уже расплавились бы. А температура плавления стали, из которой была сделана плавильня, была не больше 1450 °C. Так что, несмотря на то, что стенки плавильни были сделаны из толстой стали, а моя заплатка — из тонкой, ванна должна была расплавиться куда раньше.